На днях в Казани стартовал ежегодный литературно-музыкальный фестиваль «Аксёнов-фест».
Я знал Аксенова, здоровался с ним за руку и даже разговаривал, хотя и недолго минут десять-пятнадцать. Познакомились мы, когда Василий Павлович зашёл к нам домой по делам. Он знал моего отца ещё со времён войны, которую они пережили в Казани. Рассказы Аксенова об этом времени, сюжеты которых рождены самой жизнью, отличаются правдивостью и представляют несомненный историко-литературный интерес.
Его внешность меня поразила. Крупное, суровое лицо рабочего человека резко контрастировало с дорогой, изысканной одеждой. Одет он был, если оценивать в рублях, примерно, на три-четыре месячных зарплаты, да в такие вещи, которые просто так в советских магазинах купить было нельзя. Его любовь одеваться по моде, думаю, объясняется именно стремлением подчеркнуть свой социальный статус писателя- по его простоватому виду это никак не читалось.
Мы пообщались с ним минут пятнадцать и оба поняли, что совершенно не подходим друг другу, даже просто поговорить. Я был счастливый советский студент, Аксёнов же был «измучен соцреализмом», озлоблен, недоволен жизнью, Советской властью и через несколько лет уехал в Америку. Его переживания и душевный надлом меня не интересовали совершенно, что поставило крест на наших отношениях.
Василий Аксёнов однажды написал рассказ посвящённый шахматам, под названием «Победа». Он вспоминал, что сочинил его ночью, в предрассветное, предкошмарное время в привилегированном Доме творчества писателей на Рижском взморье. Произведение получилось малопонятным и нуждается в разъяснении.
Вкратце, в истории происходит следующее. В купе пассажирского поезда, случайный попутчик, обозначенный как Г. О., (верзила с огромными кулачищами, дерзкий, туповатый, мерзкий тип) узнаёт гроссмейстера, уговаривает его на игру и партия начинается. Увлёкшись наступлением, Г. О. совершает ряд ошибок, и вот уже гроссмейстер ставит ему мат, но Г.О мата не замечает, объявляет шах, а затем и мат самому гроссмейстеру. В ответ же, тот не только поздравляет Г. О. с победой, но и выдаёт ему золотой жетон, удостоверяющий победу.
Прочитав первый раз рассказ, можно принять его за депрессивный бред. Чтобы понять скрытый смысл, надо углубиться в биографию автора, понять его мировоззрение, внутреннюю пружину толкавшее творческое перо Аксёнова.
О первых годах детства будущий писатель сохранил приятные воспоминания. Они жили в большой квартире в центре города, у отца был личный водитель, за детьми присматривала няня Фима, которая ласково называла Аксенова-младшего «батюшкой», любила купать в корыте и целовала пятки. Родители часто уезжали по работе, но когда возвращались, устраивали застолье для друзей и соседей — с подарками, угощением и танцами под патефон.
Но в 1935 году одного из сотрудников «Красной Татарии» — профессора истории Николая Эльвова — обвинили в троцкизме, арестовали и через некоторое время расстреляли. Евгения Гинзбург – мама писателя, получила выговор за «потерю большевистской бдительности», потом её лишили права преподавать, исключили из партии, а в феврале 1937 года и вовсе арестовали. Гинзбург по статье о групповом терроризме приговорили к 10 годам тюрьмы и конфискации имущества.
Тогда же был снят с должности председателя горсовета отец Василия за «невыполнение постановления ВЦИК о перестройке работы Совета и антигосударственную практику работы». Его арестовали и за «контрреволюционную вредительскую деятельность» приговорили к расстрелу, который заменили 15 годами лагерей.
Сначала Василий Павлович Аксёнов был вне политики — родители сидели в тюрьме, а ему рассказывали, что они где-то на Севере в командировке. До 8-го класса он учился в Казани, а 9-10 классы — заканчивал в Магадане -в 1948 году Евгения Гинзбург (она к тому времени вышла из лагеря, но оставалась в ссылке) добилась права увидеться с сыном, и Василий поехал в Магадан, где заново познакомился с собственной матерью. Об этой встрече она написала: «Снова возникла глубинная органическая близость, порванная двенадцатью годами разлуки, жизнью среди чужих».
Гинзбург объяснила сыну, что для органов он всегда будет неблагонадёжный еврей, чужой человек и настроила Василия против Советской власти. После Магадана, после бесед с матерью Аксёнов стал убеждённым антисоветчиком.
В одной из книг Аксенов приводит диалог своего отца, которого назвал «старболом» (старым большевиком), с высокопоставленным партийным функционером. На вопрос: «Как получилось, что вы, большевик с огромным стажем, ленинская гвардия, вырастили сына – антисоветчика?», отец писателя ответил: «Да это ведь вы его вырастили. А я тогда сидел».
В 1966 году Аксенов присоединился к участникам затевавшейся на Красной площади акции протеста против предполагаемой реабилитации Сталина и был задержан дружинниками. В последующие два года он подписал ряд писем в защиту диссидентов и получил за это от Союза писателей СССР выговор с занесением в личное дело.
Параллельно Аксенов писал роман «Ожог», который сам признает абсолютно антисоветским. Понимая, что шансов на его издание нет, и опасаясь репрессий, писатель переслал рукопись на Запад. Логика развития писателя, в итоге, привела его за границу, в 1980 году он уехал в США. Там посчитали, что в холодной войне лишний литературный штык будет совсем не лишним.
Василий Аксенов и сам называл себя "российским антисоветским писателем" и признавался: «Я… понимал, что я – не советский человек. Совершенно категорично: не советский».
На вопрос « А что в ваших произведениях антисоветское?», он ответил – «А всё антисоветское».
Писатель Аксёнов за шахматной доской
Теперь рассмотрим аллегорическую притчу «Победа» под углом аксёновского антисоветизма, когда «всё антисоветское». Рассказ содержит в себе много символических деталей. Первое, кто такой Г.О. , противник гроссмейстера. Ответ очевиден- государство (Г-во). Гроссмейстер же обобщённый образ человека очень хорошо разбирающегося в своём деле, добившегося в нём успеха. В рассказе много сравнений, символов, метафор, уследить за ходом мысли нелегко.
Начиная игру, гроссмейстер вспоминает свою жизнь. «Весь левый фланг пропах уборной и хлоркой, кислым запахом казармы, мокрыми тряпками на кухне, а также тянуло из раннего детства касторкой и поносом».
«Вот вы гроссмейстер, а я вам ставлю вилку на ферзя и ладью», — сказал Г.О.
Гроссмейстер задумался. «У дедушки была своя вилка, он никому не разрешал ею пользоваться. Собственность. Личная вилка, ложка и нож, личные тарелки и пузырек для мокроты. Также вспоминается „лирная“ шуба, тяжелая шуба на „лирном“ меху, она висела у входа, дед почти не выходил на улицу. Вилка на дедушку и бабушку. Жалко терять стариков».
Это прозрачный намёк на семейную драму. Бабушку и дедушку Василия Аксенова по материнской линии арестовали, как «родителей врага народа», дед не вынес испытаний и умер от чахотки.
Гроссмейстер продолжает игру. «Он начал атаку в центре, и, конечно, как и предполагалось, центр сразу превратился в поле бессмысленных и ужасных действий. Это была не-любовь, не-встреча, не-надежда, не-привет, не-жизнь. Гриппозный озноб и опять желтый снег, послевоенный неуют, все тело чешется. Черный ферзь в центре каркал, как влюбленная ворона, воронья любовь, кроме того, у соседей скребли ножом оловянную миску. Ничто так определенно не доказывало бессмысленность и призрачность жизни, как эта позиция в центре».
Атаку гроссмейстер завершает матом королю противника, но государство на правила плюёт, продолжает игру по своим правилам и объявляет гроссмейстеру шах и мат.
Мораль этого рассказа довольно проста-как бы вы хорошо не играли, каким умным бы не были, государство у вас всегда выиграет. И гроссмейстер это понимает. Именно поэтому у него в запасе много золотых жетонов, для будущих государственных побед.
Вспомнились слова Маргариты, которыми она охарактеризовала партию Воланда и Бегемота: «Я полагаю, шахматные журналы заплатили бы недурные деньги, если б имели возможность ее напечатать».
Аксёнов, конечно, имел в виду советское государство, ведь рассказ написан в 1964 году и ему было, что предъявить. Например, раскулачивание, конфискация имущества у аксёновской семьи, безвозвратные займы и облигации, сгоревшие вклады да и много чего ещё. Шахматы он использовал как образ справедливой игры, где обычно, побеждает сильнейший, обычно, но не в игре с государством. Литературных произведений о шахматах очень мало и аксёновский рассказ, безусловно, способствовал росту популярности шахмат в обруганном им Советском Союзе.
Когда Аксёнова спросили –«Как шахматисты восприняли рассказ?». он ответил: «Бурно реагировали, были разные споры, мнения, в основном доброжелательные. Я как-то встретил Марка Тайманова, и он оказался большим поклонником «Победы», высказал мне много комплиментов. А вот Михаил Таль упрекал меня, что это апология поражения: настоящий игрок никогда так просто победу не отдаст. Некоторые читатели тоже сожалели, что гроссмейстер проиграл Г. О. Видно, они не обратили внимания или подзабыли, и Таль в том числе, что гроссмейстер «проиграл», но уже после того, как поставил мат своему попутчику...».
Не только Таль, но и большинство читателей не поняли, поставил гросс мат или нет. В этом виноват автор, прописавший этот момент совершенно невнятно.
«...вышел из дачи и пошел к морю. Над ним шумели сосны, а под босыми ногами был скользящий и пружинящий хвойный наст. Вспоминая море и подражая ему, он начал разбираться в позиции, гармонизировать ее. На душе вдруг стало чисто и светло. Логично, как баховская coda, наступил мат черным. Матовая ситуация тускло и красиво засветилась, завершенная, как яйцо».
Автор показал, что гроссмейстер в мыслях увидел матовую ситуацию, «как яйцо». Но был ли поставлен мат на доске? Ведь не всякая голевая ситуация кончается голом, человек может в мыслях увидеть мат, а у противника найдётся неочевидная защита. Уж Таль об этом знал не понаслышке. Вместо победы получишь ноль в турнирной таблице, уж точно «завершённый как яйцо». Но после отдельного разъяснения автора, узнаём, что мат был.
По описанию партии понятно, что Аксёнов плохо знал шахматы и шахматную жизнь. Шахматам более тысячи лет и за это время у них появились свои герои, свой сленг, неизвестный автору. Например, осложнить позицию- «закрутить», пожертвовать- «кинуть фигуру», форсированный вариант – «форсаж», середина партии миттельшпиль, начало партии-«дебют». Кстати, судя по описанию, был разыграна система с b3 и g3, которая сейчас очень популярна и называется двойное фианкетто, а когда я в детстве ходил в шахматный кружок, этот дебют за его сверхнадёжность презрительно назывался «лифчик». Такие известные шахматистам понятия как связанные пешки, бешеная ладья, мельница я даже не берусь объяснить.
Когда-то Ленинский садик был одним из казанских шахматных центров. Там собиралась приличная публика и до темноты азартно «рубилась» в шахматы. Первый год, после того, как научился играть, я регулярно «пасся в саду». Встречался там со многими ветеранами шахмат, чемпионом Казани 1921 года бывшим прокурором С. И. Тихенко, Ашаниным, фотографом Львом Поповым и многими неизвестными мне игроками. Играли на вылет, то есть проигравший уступал своё место шахматисту из очереди. О правилах договаривались заранее, обычно так- «пощупал – женись», то есть взялся – ходи, перехаживать нельзя. Игра с перехаживаниями была не популярной, потому что при этом партия бесконечно затягивалась. Старейший казанский перворазрядник Виктор Павлов рассказывал мне, как в молодости, играя с Рашидом Гибятовичем в сеансе одновременной игры, получил выигранное положение, и когда поражение мастера стало очевидным, Нежметдинов взял назад 8 ходов и, сделав другой ход, спросил: «А если сыграть так?», на что Павлов, прошедший школу Ленинского садика, ответил: «А если так, то я сдаюсь и больше с Вами играть никогда не буду». Рашит Гибятович от злости скривил лицо, но остыв партию сдал.
Если фигура стояла небрежно, партнёр спрашивал –«Разрешите поправить Вашу плохую позицию?» и ставил фигуру строго по центру клетки.
Атмосфера была домашняя, уютная. Разговаривали, обменивались новостями, общались, подначивали друг друга, смотреть за партией было весело. Съедая пешку говорили, например, «как говорила моя бабушка, лучше иметь пешкой больше, чем пешкой меньше», «не в пешки играем», парировал партнёр. «Вам шах, гроссмейстер!», потирает руки довольный игрок, «от шаха еще никто не умирал», слышалось в ответ. После окончания партии проигравший обязательно громко сообщал- «Ну и повезло же тебе сегодня!». Далее он объяснял, что стоял на выигрыш и лишь по чистой случайности его упустил.
В реальной жизни любитель при игре на равных выиграть у гроссмейстера не мог никогда. Однажды, в Аргентине, Алехин проводил сеанс одновременной игры. Вдруг один из участников радостно воскликнул: — Маэстро, вам мат в три хода! — Поздравляю, – сказал Алехин. — Но, сеньор, только не волнуйтесь ради бога: вначале я вам поставлю мат в два хода!
Были случаи, когда гроссмейстеры не замечали мат и продолжали игру. Самый известный произошёл с Ботвинником в партии с Толушем. На 56-м ходу, чемпион мира получил мат, но не заметил этого и сделал еще один ход. Александр Казимирович дальше играть не стал, откинулся в кресле и, не скрывая торжества, громко произнес: – «Вам матец, Михаил Моисеевич!».
В шашках есть такое понятие – "сортир". Это когда шашка заперта, и ей некуда ходить. А сортир – это ведь туалет. Если ты получил сортир, над тобой все будут смеяться, показывать пальцем и зажимать нос. Важно же не просто выиграть, а победить с полным унижением противника. В шахматах, если противник сдаётся, это нормально. А вот, мат гроссмейстеру на доске это тройной сортир.
Ботвинник тяжело переживал это унижение, долго с Толушем не разговаривал. Александр Казимирович пользовался случаем обхамить оплошавшего чемпиона. Как-то раз, победив Ботвинника в блиц партии, Толуш громко крикнул своему другу: «Идем, Шамаев! Нет у нас смены…».
Классическим описанием партии, сыгранной литературными героями, считается поединок Ноздрева и Чичикова из поэмы Гоголя “Мертвые души”. Слова Чичикова — «Давненько не брал я в руки шашек!» остались на века и даже попали во «Фразеологический словарь русского литературного языка».
Аксенов все же не Гоголь. Ни каркающий ферзь, ни гармонизирование позиции, ни мат как яйцо не впечатлило публику и в речи не прижилось.
Василий Павлович в шахматы играл, хотя и неважно. Отец, сыгравший с ним пару партий, оценил силу его игры, как «немного двигает», то есть знает, как ходят фигуры, но играет слабо. Это подтверждает и сам автор рассказа говоривший, что «в школьные годы имел третий разряд по этой древней и прекрасной игре».
Есть такая историческая притча. Французский король пригласил Филидора, сильнейшего шахматиста Европы, чтобы тот учил его играть в шахматы. Через полгода Людовик пожелал узнать, как маэстро оценивает его игру.
"Ваше величество, - ответил Филидор, - всех шахматистов можно разделить на три класса: те, кто совсем не умеет играть, те, кто играет плохо, и те, кто играет хорошо. Вас, ваше величество, я могу отнести уже ко второму классу". По этой классификации будем считать Аксёнова шахматным одноклассником французского короля.
Любитель шахмат это тот, кто любит и уважает шахматы и уважает всех шахматистов вне зависимости от разрядов и званий, тот, кто готов делиться своим знанием и опытом, своими мыслями об этой мудрой игре. В рассказе видно, что автор, не считает шахматы тихой, спокойной, сидячей игрой. Он показывает ход мыслей противников, их психологию, воспоминания, проносящиеся в голове шахматиста, и читателю видно, что игра в шахматы связана с сильными эмоциональными переживаниями. Это гораздо важнее, чем некоторая шероховатость изложения хода партии. Показывая мир шахмат изнутри Василий Аксёнов предстаёт настоящим любителем шахмат.
При всех недостатках рассказа с шахматной точки зрения, сюрреалистический сюжет и поучительный (и как всегда антисоветский) вывод делают «Победу» лучшим рассказом Аксёнова. Во всяком случае, так считает известный литератор Д.Быков.
Кстати о музыке. «Логично, как баховская coda, наступил мат черным», пишет автор. Появление Баха в рассказе действительно логично. Гроссмейстеру нравится непонятная баховская coda, что должно поднять его авторитет у читателя. В жизни же музыкальные предпочтения никак не отражаются на силе игры в шахматы. Например, чемпион мира Алехин любил песню «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан». Казанский гроссмейстер В. Яндемиров любил «Мурку». Многие гроссмейстеры любят джаз, рок , блюз, попсу. Бах в рассказе это же классический приём соцреализма. Ленин, как известно по советским фильмам, любил «Аппасионату», товарищ Сталин часто посещал оперу- публичное слушание классической музыки партийными руководителями было частью красной пропаганды. Проклиная соцреализм, Аксёнов использует его приёмы в своём рассказе.
Толстой, Достоевский, Чехов, Гоголь и по сей день востребованы во всём мире, хотя их творчество было не советским и не антисоветским. Политические рамки в литературе обедняют творчество писателей, делая их агитаторами и пропагандистами. Ведь соцреализм это пропаганде социализма, антисоветизм его очернение, то есть, в сущности, это заказная литература, только от разных спонсоров.
Был такой писатель Петр Павленко, сегодня никто уже не может вспомнить его произведений. А ведь товарищ Павленко – четырежды лауреат Сталинской премии первой степени по литературе. Василия Аксенова, как писателя, ждала похожая судьба- советская литература закончилась, но и антисоветская полностью исчерпана и мало кому интересна, денег за неё больше не платят.
Но Аксенову повезло -он родился в Казани, попал в категорию «знаменитые земляки» и в его честь проводится ежегодный фестиваль. Это хороший повод вспомнить жизнь и судьбу любителя шахмат, казанского, антисоветского, американского, российского писателя Василия Павловича Аксёнова. |